Что мы можем сказать о вещах, нас окружающих? Можно ли говорить только об их существовании, т.е. о том, что зрим, обоняем, осязаем? Или о ЖИЗНИ вещей? Вот японцы, например, или северные народности российские, — те всерьез рассуждают о душе предметов, хотя, как вам, скажем, рассуждения об эмоциональных порывах туалетного бачка? Вы (если только не заражены оккультизмом) снисходительно улыбнётесь…, но вот одна забавная и правдивая история.
В далеком девяносто третьем я поначалу и не предполагал, что достаточно всего лишь наплевать на своё высшее, заготовки диссертации, пыльные углы бедного академического института и позвонить в первую попавшуюся шарагу-артель по ремонту и отделке. И тут же счастье: получишь под свой зад раздолбанную, но вполне ходовую машину, волчью обязанность снабженца и, что самое главное, оклад, в разы превышающий жалкую зарплату старшего научного сотрудника.
Незабываемо это ощущение свободы, азарта, полёта молодости на первой машине по городу, стране в то время, когда сносило напрочь башку от ломки запретов, заборов и замков.
Контора быстро окрепла, разрастался штат. От крохотного листочка на двери комнатки на ул.Жебрунова через год родилась вывеска на особняке Пресни. Я обзавелся взводом подчиненных, солидной визиткой с надписью: «Зам. Генерального директора», кабинетом, секретаршей и выпирающим поверх ремня «авторитетом». Вот только машинка была прежней, и генеральный вытащил меня из-за компьютера покупать мою первую новую.
Кто не помнит свою первую новую? Запах свежего лака и нового пластика, теплый кожзам и ощущение мягкого провала задницы в упругую пустоту кресла… Ручечки, кнопочки, руль, и все это – твое… А управлять ею – так просто и жуть и восторг!
Мы долго выбирали и, наконец, выбрали эту трешку «Жигулей». Молочно-белая с черным салоном. Я тут же поставил на нее новомодную сигнализацию, с лаем, свистом, щелканьем и улюлюканьем на все лады и страшно гордый уехал поздно вечером домой. Мы плыли с ней по вечерним улицам Москвы, все в красных, белых и желтых переливах белого лака, хрома и хрустально чистого стекла.
Возле дома было большое асфальтовое поле конечной станции автобусов, где я и поставил до утра свою красавицу в полном автомобильном одиночестве.
Утро разбудило меня сработавшей сигнализацией. Мой конь жаловался желтыми лампочками и изрыгал какофонию. Я успел заметить задницу другой машины, мелькнувшую к повороту от окна. Внизу дворник с некоторой долей злорадства («у них денег куры не клюют…») показал мне вмятину на водительской двери. Я пожал плечами (ну надо же, на асфальтовом поле в квадратный километр какому-то идиоту тесно разворачиваться!) мало ли что бывает. И поехал к Серёге Федорову, сменившему профессию блестящего авиационного инженера на амплуа автослесаря. Серёга, осмотрев рану моей красотки, буркнул: «Г-но вопрос! Приезжай через два часа, будет лучше новой». Я приехал и точно, автослесарем Серёга был тоже блестящим. Вмятину, как выяснилось, он просто выдавил, сняв обшивку двери, и всё. Довольный, я взял бухгалтера и поехал за канцелярщиной, не подозревая, что это только начало. Нагруженные бумагой, скрепками и прочим хламом мы не сразу заметили под «дворником» маленький листочек бумаги «В тебя въехала баба на Жигулях №такой-то».
Когда я приехал вечером к Серёге с той же вмятиной на том же самом месте, он странно посмотрел на меня и пробурчал что-то про какую-то прокладку. Через два часа я уже ехал домой.
Управлять машиной научился в двадцать лет. Не гонял, не лихачил, но, если надо (и это очень пригодилось в работе снабженца) мог пересечь Москву вдоль и поперек аж три раза за рабочий день. Тот, кто сидит за баранкой каждый день – оценит, правда, в те годы не было таких бесконечных пробок.
Следующий день не принес ничего особенного, за исключением очередной аварии, случившейся вечером по возвращении домой. Я ехал в среднем ряду, а слева готовился к развороту (включил поворотник и нажал на тормоза) «запорожец». И тут к дороге выскочила какая-то заполошная баба и стала истерично «голосовать». Я потом спросил водителя, как это он вдруг поехал через меня? Он ответил «Я тебя вообще не видел!», …догадались с трёх раз, где получилась вмятина?
Меня встречал весь личный состав Серёгиного сервиса. Консилиум сильно интересовало, как я заезжаю в гараж (не верили, что его нет), паркуюсь у работы (сколько ещё там стоит столбов освещения) и как часто наказываю подчинённых. В конце концов, они хором заявили, что мне нужно менять прокладку между рулём и сиденьем.
Я начал терять уважение коллектива.
Этот октябрь месяц запомнил на всю жизнь. Инцидентам не было конца. Серёга упрашивал машину продать ему, причем задёшево. Народ с интересом каждый день ждал новостей, я прочно занял нишу ньюсмейкера всей фирмы. Куча мелких и не очень аварий за это время – печальный итог. И апофеоз: на светофоре в зад влетает «Москвич». Я уже привык, что люди, не считая, расплачиваются на месте так, что можно говорить о рентабельности этого «бизнеса». Серёга, как всегда, после традиционной уже просьбы о продаже машины бурчит «Г-но вопрос. Приезжай к вечеру, бампер будет лучше, чем новый». Действительно, бампер, видимо, был отремонтирован наилучшим образом, потому, что утром с машины его спёрли. Это была тринадцатая беда за месяц с небольшим.
Здесь можно поставить точку. Машину я продал Серёге. Задешево. С другой машиной подобного уже не случалось. После этого я стал чаще задумываться о природе вещей. Точнее об их невидимой, но такой значимой для нас жизни.
P.S. Через полгода я по какому-то пустяковому случаю был у Серёги. Вращая гайку он проговорил куда-то в сторону: «Помнишь свою трёшку? ПрОдал я её… Въехали в зад на перекрестке китайские дипломаты так, что кузов, задний мост, все – к черту…».
В далеком девяносто третьем я поначалу и не предполагал, что достаточно всего лишь наплевать на своё высшее, заготовки диссертации, пыльные углы бедного академического института и позвонить в первую попавшуюся шарагу-артель по ремонту и отделке. И тут же счастье: получишь под свой зад раздолбанную, но вполне ходовую машину, волчью обязанность снабженца и, что самое главное, оклад, в разы превышающий жалкую зарплату старшего научного сотрудника.
Незабываемо это ощущение свободы, азарта, полёта молодости на первой машине по городу, стране в то время, когда сносило напрочь башку от ломки запретов, заборов и замков.
Контора быстро окрепла, разрастался штат. От крохотного листочка на двери комнатки на ул.Жебрунова через год родилась вывеска на особняке Пресни. Я обзавелся взводом подчиненных, солидной визиткой с надписью: «Зам. Генерального директора», кабинетом, секретаршей и выпирающим поверх ремня «авторитетом». Вот только машинка была прежней, и генеральный вытащил меня из-за компьютера покупать мою первую новую.
Кто не помнит свою первую новую? Запах свежего лака и нового пластика, теплый кожзам и ощущение мягкого провала задницы в упругую пустоту кресла… Ручечки, кнопочки, руль, и все это – твое… А управлять ею – так просто и жуть и восторг!
Мы долго выбирали и, наконец, выбрали эту трешку «Жигулей». Молочно-белая с черным салоном. Я тут же поставил на нее новомодную сигнализацию, с лаем, свистом, щелканьем и улюлюканьем на все лады и страшно гордый уехал поздно вечером домой. Мы плыли с ней по вечерним улицам Москвы, все в красных, белых и желтых переливах белого лака, хрома и хрустально чистого стекла.
Возле дома было большое асфальтовое поле конечной станции автобусов, где я и поставил до утра свою красавицу в полном автомобильном одиночестве.
Утро разбудило меня сработавшей сигнализацией. Мой конь жаловался желтыми лампочками и изрыгал какофонию. Я успел заметить задницу другой машины, мелькнувшую к повороту от окна. Внизу дворник с некоторой долей злорадства («у них денег куры не клюют…») показал мне вмятину на водительской двери. Я пожал плечами (ну надо же, на асфальтовом поле в квадратный километр какому-то идиоту тесно разворачиваться!) мало ли что бывает. И поехал к Серёге Федорову, сменившему профессию блестящего авиационного инженера на амплуа автослесаря. Серёга, осмотрев рану моей красотки, буркнул: «Г-но вопрос! Приезжай через два часа, будет лучше новой». Я приехал и точно, автослесарем Серёга был тоже блестящим. Вмятину, как выяснилось, он просто выдавил, сняв обшивку двери, и всё. Довольный, я взял бухгалтера и поехал за канцелярщиной, не подозревая, что это только начало. Нагруженные бумагой, скрепками и прочим хламом мы не сразу заметили под «дворником» маленький листочек бумаги «В тебя въехала баба на Жигулях №такой-то».
Когда я приехал вечером к Серёге с той же вмятиной на том же самом месте, он странно посмотрел на меня и пробурчал что-то про какую-то прокладку. Через два часа я уже ехал домой.
Управлять машиной научился в двадцать лет. Не гонял, не лихачил, но, если надо (и это очень пригодилось в работе снабженца) мог пересечь Москву вдоль и поперек аж три раза за рабочий день. Тот, кто сидит за баранкой каждый день – оценит, правда, в те годы не было таких бесконечных пробок.
Следующий день не принес ничего особенного, за исключением очередной аварии, случившейся вечером по возвращении домой. Я ехал в среднем ряду, а слева готовился к развороту (включил поворотник и нажал на тормоза) «запорожец». И тут к дороге выскочила какая-то заполошная баба и стала истерично «голосовать». Я потом спросил водителя, как это он вдруг поехал через меня? Он ответил «Я тебя вообще не видел!», …догадались с трёх раз, где получилась вмятина?
Меня встречал весь личный состав Серёгиного сервиса. Консилиум сильно интересовало, как я заезжаю в гараж (не верили, что его нет), паркуюсь у работы (сколько ещё там стоит столбов освещения) и как часто наказываю подчинённых. В конце концов, они хором заявили, что мне нужно менять прокладку между рулём и сиденьем.
Я начал терять уважение коллектива.
Этот октябрь месяц запомнил на всю жизнь. Инцидентам не было конца. Серёга упрашивал машину продать ему, причем задёшево. Народ с интересом каждый день ждал новостей, я прочно занял нишу ньюсмейкера всей фирмы. Куча мелких и не очень аварий за это время – печальный итог. И апофеоз: на светофоре в зад влетает «Москвич». Я уже привык, что люди, не считая, расплачиваются на месте так, что можно говорить о рентабельности этого «бизнеса». Серёга, как всегда, после традиционной уже просьбы о продаже машины бурчит «Г-но вопрос. Приезжай к вечеру, бампер будет лучше, чем новый». Действительно, бампер, видимо, был отремонтирован наилучшим образом, потому, что утром с машины его спёрли. Это была тринадцатая беда за месяц с небольшим.
Здесь можно поставить точку. Машину я продал Серёге. Задешево. С другой машиной подобного уже не случалось. После этого я стал чаще задумываться о природе вещей. Точнее об их невидимой, но такой значимой для нас жизни.
P.S. Через полгода я по какому-то пустяковому случаю был у Серёги. Вращая гайку он проговорил куда-то в сторону: «Помнишь свою трёшку? ПрОдал я её… Въехали в зад на перекрестке китайские дипломаты так, что кузов, задний мост, все – к черту…».
Комментариев нет:
Отправить комментарий